Шах-Ра вернулся один и много часов спустя. Подошел, сел на пол передо мной:

– Тебя будут держать взаперти, пока я не дам согласия на твою смерть. Если я его никогда не дам, то твоих дочерей будут убивать в младенчестве, если они от меня родятся. Ты никогда не покинешь этот замок и, вполне возможно, эту комнату. Ты будешь жить здесь, пока Орилла или Тхэ-Ра не найдут способ тебя уничтожить. Вот, это примерные выводы наших споров.

Я смотрела на него расширившимися от ужаса глазами. Шах-Ра продолжал все так же спокойно:

– Я снял с тебя печать. Ты говорила о женихе. Он сможет дать тебе убежище?

Теперь я ахнула:

– Ты хочешь сказать, чтобы я бежала?

– Я хочу сказать, что если ты не сбежишь, то здесь тебя ничего хорошего не ждет. Я не могу гарантировать твою безопасность.

– Шах-Ра… – я не могла подобрать нужных слов, пребывая в немыслимом шоке от его решения – отпустить меня, пусть даже к другому, лишь бы я выжила. Разве что сказать, что теперь я не хочу от него убегать?

Но он не дал мне такой возможности. Быстро поднялся и направился к выходу, говоря последнее:

– Теперь я доволен, что ты не успела меня полюбить. Так будет проще. Я справлюсь с желанием позвать тебя с собой в Вечность, но только когда ты уйдешь. Не говори, куда направишься, иначе через некоторое время я начну искать. Скоро сюда придет слуга, он выведет тебя из замка и вывезет из Дрокка. Потом ты будешь сама по себе. Беги и не оглядывайся, лучезарная Эриникая Курайи, был рад узнать тебя.

И вышел. Он просто вышел, не поцеловав меня и не сказав, как ему больно. Но я знала это и без слов. Потому что мне самой было невыносимо.

Через десять дней, на границе Курайи, слуга Шах-Ра, который за все время не произнес и десяти предложений, передал мне рюкзак с теплыми вещами и мешочек, набитый золотыми монетами. Не прощаясь, повернулся к повозке, чтобы вернуться в Тоар.

Я уже за это время поняла, что не поплыву на Окитонские острова. Теперь я не могла и не хотела стать любимой женщиной Дария. С моими новыми способностями я имела возможность постоять за себя и отправиться куда угодно, стать кем угодно – например, охотницей. Но я рождена не для этого. Взвесив все варианты, я приняла решение.

Я возвращалась домой.

Путешествие оказалось намного комфортнее, чем в первый раз. Теперь у меня были деньги и на лучшие постоялые дворы, и на сытые ужины, а в первом же городе я наняла утепленную повозку, чтобы вообще больше не испытывать трудностей похода. Но самое главное отличие наблюдалось, конечно, в другом: теперь я не шарахалась от каждого встречного, а уж в случае, если этот встречный решит меня обидеть, то могла дать отпор. Я проигрывала в схватке Драконам, но вряд ли мне на пути встретится кто-то, равный им по силе.

Настроение оказалось противоречивым – я чувствовала тягу сразу в два направления: ехать дальше и, наконец-то, увидеть родных, и вернуться к Шах-Ра, чтобы сказать ему единственную фразу: «Мне не проще». И, конечно, не поворачивала, в том числе и потому, что эти слова ровным счетом ничего не меняли.

Первый же дворцовый охранник узнал меня, вскрикнул… и после этого все закрутилось. Мне даже ванную не позволили принять, желая посмотреть собственными глазами и задать накопившиеся вопросы. Лучезарная Ринда, первая вбежавшая в приемный зал, сначала залепила мне несильную пощечину, а потом затряслась всем телом, обняла и разревелась:

– Глупая, глупая… Мы думали, что ты мертва…

Отец был более сдержанным. Он взял меня за руку и сказал сухо:

– Сегодня я смогу заснуть спокойно, Эриникая. Но больше никогда так не поступай, если у тебя есть сердце. Где ты была столько времени?

Я выдала всем заинтересованным легенду, которую придумала заранее. Мол, меня приютила одна очень добрая женщина. Несколько месяцев она предоставляла мне кров и пищу, не требуя никакой платы, кроме помощи по хозяйству. Когда до той деревеньки дошли слухи, что войны с Дрокком не будет, я решила вернуться домой. Поверили безоговорочно. Как и сразу приняли, что если бы не она, то я наверняка пропала бы. Отец долго поджимал губы, размышляя, а потом вынес решение:

– Хоть она и не знала, кому помогает, но спасла королевскую кровь. Честь требует, чтобы я возместил ей доброту.

Я пожала плечами и назвала самый крайний дом в деревеньке, где старуха дала мне хлеба и флягу с молоком. Посыльные отца разыщут, они вернут ей долг за тот день сторицей. Семью охотников я решила отыскать позже сама, ведь они так боялись любой огласки. Но мне просто хотелось это сделать – вернуть все долги, как будто закрывая этим все вопросы.

После этого мне пришлось пообщаться со всеми женами отца, братьями и сестрами. Кто-то открыто ругал меня, кто-то говорил, что дворцового мага надо вышвырнуть с должности, раз он не придумал способа удержать мою магию, которая и понесла меня в леса из королевской спальни, кто-то тихо радовался и удивлялся, что видит меня живой и здоровой. Мы никогда не были особенно близки с ними, но в этот момент я не смогла представить себе семьи ближе.

Вихрь продолжался не так долго, как я боялась. В скором времени меня оставили в покое и позволили отдыхать. Несколько дней я просто приходила в себя.

И как только пришла, то поняла, что вопросов в душе осталось куда больше, чем ответов на них. Я пыталась вообще не думать о своем отношении к Шах-Ра и произошедшем, чтобы не усиливать тоску сильнее. Наверное, Тхэ-Ра сейчас рвет и мечет, проклиная импульсивность младшего брата. Наверное, Орилла сейчас счастлива… Или она уже поняла, что ее счастье – глупое, пустое. Ее ревность отупляла ее, делала меня главным препятствием. Но я никогда не была препятствием для Ориллы, и потому мой побег ничего не изменит. Шах-Ра все равно не ответит ей взаимностью, в нем этого никогда и не было, а теперь он наверняка обзаведется сотней наложниц, чтобы отвлечься и быстрее меня забыть. Сколько потребуется Орилле дней или месяцев, чтобы понять – теперь она не получит от него даже того, что получала раньше? Я это в тот последний день отчетливо поняла. Осталось дождаться, когда поймет и Орилла.

Мысли вставали на место, а пища для размышлений рисковала не закончиться никогда. И тоска почему-то не отпускала. Я расслаблялась только в моменты своих редких вылазок в лес: брала лук, охотничий нож и гонялась за зайцами – всегда успешно. К моей новой привычке все отнеслись с недоуменным пониманием. Как бы я ни пыталась скрыть свои изменения от родных, они были слишком заметны. Вероятно, теперь даже мой взгляд стал иным, из него окончательно исчезла слабость.

Поднимали настроения и бои на мечах с главой стражи. Старик долго смеялся над моими просьбами, потом с тем же азартом восхищался моими умениями. К сожалению, он был всего лишь человеком, а мне каждый раз приходилось поддаваться ему все сильнее, иначе отвлечение вообще перестало бы иметь смысл. А отвлекаться было нужно, чтобы не погрязнуть в апатии. Только ночи казались бесконечно долгими. Каждая ночь – длиннее предыдущей.